Приплыли в Елабугу на собственном доме
Материал записала и подготовила Людмила Пахомова
Жизнь намного разнообразнее и богаче самых заковыристых книжных сюжетов. В этом приходится убеждаться постоянно. Вот и эта история, произошедшая 61 год назад, настолько необычна, что удивит, очевидно, многих. А рассказала нам её Анна Антоновна Уфимцева.
Дочь бакенщика
Я родилась в 1930 году в Бетьках, где жили мои родители Антон Андреевич и Александра Анисимовна Затеевы. Это был у обоих второй брак. Папа после смерти первой жены остался с пятью детьми, мама, овдовев, — с одним сыном. Вскоре к шестерым добавились ещё трое детей, я была самой младшей. Жили мы в Бетьках, был хороший дом, большое хозяйство. Мне было годика четыре, когда родителей раскулачили – отобрали всё: дом, скотину, имущество, а нас просто выбросили на улицу. Пятеро детей были уже взрослыми, они разбрелись кто куда. А четверых младших отец, выпросив у кого-то повозку с лошадью, увёз к знакомой бабушке в Набережные Челны.
Но там папе с мамой некуда было устроиться на работу. Пришлось ему стать бакенщиком в Менделеевске. Тогда это была Бондюга. Папе дали казённую будочку — маленький деревянный домик, в котором мы поселились, а также лодку, бакены и фонари. Жили мы под горой на самом берегу Камы. А потом папу перевели бакенщиком вверх по реке в совершенно безлюдное место. До ближайшей деревни Ильчевки, куда нам приходилось ходить в школу, было четыре километра. Словом, жили мы как на хуторе, нас окружали река, луга, озёра и лес. Папа сам срубил и поставил дом, баню.
Каждый год в разлив дом затапливало, и мы перебирались на чердак. Иногда вода поднималась так высоко, что дом привязывали к деревьям, опасаясь, как бы он не уплыл. Скотину обычно перегоняли и перевозили в деревню, а вот гуси, которые в это время высиживали яйца, жили с нами.
На лугах мы собирали ягоды, в лесу — грибы, на Каме и в озёрах ловили рыбу. Так что природа-матушка нас кормила. Денег во время войны не давали. Раз в месяц приезжал буксирный пароходик. Он шёл по Каме и развозил бакенщикам паёк: немножко соли, спичек, немножко муки, крупы, и обязательно, керосин, которым заправляли лампы, горевшие в фонарях бакенов.
Встреча с белугой
Помню, когда мне было 10–12 лет, папа часто брал меня с собой, как тогда говорили, зажигать или гасить фонари. Он учил меня управлять лодкой, лавировать между волнами так, чтобы её не захлестнуло водой. Показывал, как правильно причаливать к бакенам, устанавливать и снимать фонари. Несколько таких поездок запомнились особенно. Однажды, сидя в лодке, я громко закричала: «Папа, смотри, какие красивые деревья плывут по реке». А он мне: «Тише, не кричи, напугаешь. Это же два лося плывут на другой берег». Как-то, рано утром, сняв фонари, мы направлялись домой. И вдруг видим, плывет по реке что-то белое, большое. Когда приблизились, папа говорит: «Да ведь это белуга». Он предположил, что она, по всей видимости, зашла в Каму на нерест (что бывало очень редко), но дальний путь и температура воды оказались для неё губительными. Мы еле-еле затащили рыбину в лодку и долго радовались такой удаче. Работать бакенщиком было трудно, ведь нужно было плавать по реке на вёсельной лодке в любую погоду. Иногда случались страшные бури, а ехать зажигать бакены всё равно надо. И вот мама с папой садятся в лодку, отплывают, а мы с сестрой (тогда нас оставалось уже двое) сидим на берегу, плачем и думаем, как-то они вернутся домой. Боялись за папу ещё и потому, что он не умел плавать, хоть и вырос в Бетьках, на реке.
Вниз по Каме в разлив на плоту
С пятого класса мне пришлось учиться в Бондюге, жить в чужих людях. Я очень не хотела туда ехать, но мама уговаривала: «Учись, Аня, война всё равно кончится, Россию не победить». Осенью в ледостав и весной в ледоход я подолгу не могла попасть домой, очень скучала по родителям, часто плакала. Было голодно и одиноко. Когда я училась в 8 классе, вернулся из армии брат. Работать ему было негде. Да и мы с сестрой повзрослели. Папа к тому времени уже вышел на пенсию, и стали родители думать, куда же им переехать жить.
У родителей в Елабуге была знакомая — мать первого ректора пединститута Константина Федоровича Елизова — очень умная и мудрая женщина. Папа съездил, поговорил с ней. Вернувшись, рассказал, какой хороший тихий городок Елабуга, и Кама недалеко. Словом, на семейном совете решили перебираться в Елабугу. Меня в то время дома не было, я находилась в Бондюге. Родители вместе с братом разобрали дом, баню и, сделав из них плот, погрузили на них весь наш нехитрый скарб: кровать, стол, мало-мальские стулья, одежонку. И бычка. Он был у нас от своей коровы, и папа приучил его, как лошадь, возить зимой сани, а летом — тележку, которые сам изготовил.
К плоту были сделаны длинные крепкие вёсла. Стоял большой разлив. Выбрав тихую погоду, мама с папой и брат с сестрой сели на плот и поплыли вниз по течению. Позади остались Бондюга, Челны и Бетьки, после которых они повернули к Елабуге. И по воде, скрывшей под собой луга, доплыли до Елабуги, причалив совсем недалеко от того места, где предстояло поставить дом. Было это в то время в самом конце улицы Морской — так в 1947 году называлась Большая Покровская. Когда до меня дошла весть, что родители уже в Елабуге, я из Бондюги убежала. Знала только, что дом наш будет недалеко от школы глухонемых. И как только добралась до Елабуги, стала спрашивать, где эта школа. Подойдя к ней, я сразу увидела и нашего бычка, и маму… Очень обрадовалась и в Бондюгу уже не вернулась.
Название улицы Морская показалось мне очень подходящим. В тот год разлив был такой, что воде не видно было конца и края. Я думала, это и есть Кама и она всегда будет рядом. Однако потом вода ушла и осталась только Тойма. Но я и ей была рада. Дом отец с братом поставили сами. Он до сих пор находится на Большой Покровской. Из него я вышла замуж в дом, который располагается неподалёку на той же улице. И сейчас, когда мне порой становится грустно и одиноко, я подойду к родительскому дому, постою, мысленно поговорю с мамой и папой и чувствую, как на меня снисходит какое-то умиротворение.
2008 г.
