Камские пираты
Очерки из истории Елабужского края и Прикамья XVIII-XIX веков
Алексей Куклин
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 [14] 15 16 17 18 19 20 21
XIV. Сторона, изобильная хлебом и разбойниками
Российские разбои и пиратство не были обычным уголовным явлением. Правда, при отсутствии исследований по этой теме говорить о той грани, которая отделяла рядовую уголовщину от вольницы, достаточно сложно. Да и сама эта речная и сухопутная вольница не была чем-то однородным и неизменным: уголовщины тут тоже хватало и порой — с избытком.
Впрочем, в этом вопросе мы вполне можем довериться художественному и человеческому чутью Д.Н.Мамина-Сибиряка, который определил это различие следующим образом: «Разбойник нес в себе какое-то обаяние, как трагическая сила, и, как всякая крупная сила, он вне своей профессиональной деятельности являлся и добрым и любящим, а преступник — весь дрянной и дрянной по-маленькому, как бывают дрянныя насекомыя. Исторический «вор» удал-добрый молодец окружен известным поэтическим ореолом в сознании народной массы именно потому, что является настоящей крупной силой, а преступник является чем-то в роде фабричных отбросов…»1)
Не удивительно, что эти трагические и обаятельные образы разбойников оставили свой след в русской литературе: и не только в жанре готического романа, но и в романтической прозе первой половины XIX века; удивительно как раз другое, — что следов этих осталось так мало.
Самое известное произведение на разбойничью тему, конечно, «Дубровский» — роман А.С.Пушкина, написанный в 1830-е годы, но изданный только посмертно в 1841 году. А вот годом раньше «Дубровского» вышла в свет ещё одна, сейчас уже мало кому известная повесть о разбойниках. По своему объёму, экзотичности персонажей и замысловатости сюжета произведение это вполне могло соперничать с лучшими приключенческими романами XIX века, но так и не стало популярным у читателей. Хотя, не будь наша литература и писательская среда настолько политизированными и поделёнными на различные «лагеря», автору этой повести в русской литературе по праву должно было принадлежать место подобное тому, какое занимали в английской литературе Вальтер Скотт или Чарльз Диккенс, либо — Фенимор Купер в литературе американской. Потенциал, во всяком случае, был не меньший. Но — не сложилось.
Даже краткий пересказ этой неизвестной современным читателям повести, которая так ни разу и не переиздавалась с 1840 года, занял бы слишком много места и увёл бы нас очень далеко в сторону, поэтому мы его делать не станем. Скажем только, что здесь было всё, чему положено быть в романтическом произведении, в романе тайн и приключений: страстная любовь, несколько тесно связанных между собой сюжетных линий, трагическая путаница, догадки, узнавания и совершенно неожиданная — в полное нарушение жанровых канонов — не романтическая концовка: без назидательного наказания злодеев и без заслуженного счастья для основных персонажей.
Для нас эта повесть под кратким названием «Клад» интересна не столько перипетиями своего сюжета, сколько тем, что действие её происходило на камских берегах, героями были разбойники, а знаменитым и одновременно забытым автором — елабужанка Надежда Андреевна Дурова.
Повесть начинается тем, что в небольшой уездный городок, описанием своим сильно напоминающий родной для автора Сарапул, прибывает воинский отряд, направленный туда для борьбы с местными разбойниками. «Вдоль праваго берега Камы, — рассказывает Надежда Андреевна, — верст на шесть, тянется цепь гор, местами каменистых, утесистых, покрытых густым, дремучим лесом; местами пологих, украшенных зелеными, бархатными лугами с тьмою цветов. У подошвы одной из этих гор приютился, так сказать, небольшой уездный городок, ни на что так много не похожий, как на деревню. В одно из временных безпокойств России, случившихся лет восемьдесят тому назад, в городок этот пришел отряд полка, посланного в ту сторону для прекращения разбоев».2)
Так как основной сюжет повести был посвящён романтическим чувствам, то естественно, что разбои, для истребления которых собственно и прибыл полк, служили преимущественно фоном для любовной интриги или поводом к развитию действия. Как выразилась автор, разбои эти «идут своим чередом: на окружныя деревни делаются набеги, грабежи; солдаты прогоняют бунтовщиков, дерутся с ними, побеждают их, берут в плен, начальники пишут донесения, отсылают негодяев в главную квартиру, находящуюся в губернском городе, и там просторная тюрьма делается временным жилищем предприимчивых людей, которым уже понравилась чужая собственность».3)
Однажды, продолжает Н.А.Дурова, два молодых офицера из полка «…встретили шайку главных зачинщиков всех грабежей. Скопище это состояло из пятидесяти или около того лихих наездников, молодых и сильных; все они были хорошо вооружены, сидели на бодрых лошадях и делали сильный отпор атаковавшему их отряду… Друзья сей-час поняли, что победа над ними будет затруднительна и слишком дорого достанется, если еще достанется, потому что защищение с каждою минутою становилось более и более похожим на нападение».4)
Казалось бы, — особенно на первый взгляд, — в наши руки попало настоящее литературное сокровище и мы сейчас узнаем много интересного о камской вольнице… Но, к сожалению, всё остальное, что касалось описаний разбойников, их жизни и «профессии» в повести Н.А.Дуровой принадлежало уже не к области реальности, а в значительно большей степени — к плодам пылкой и бурной авторской фантазии. И за исключением приведённых выше цитат мы не найдём на страницах «Клада» реалистичных подробностей о камских пиратах или о сухопутных разбойниках вятского края. Впрочем, как раз в этом Н.А.Дурова мало чем отличалась от соратников по литературному цеху — Е.Дадьяна, А.А.Бестужева-Марлинского, А.С.Пушкина. Всем им (за исключением разве что А.С.Пушкина в «Истории Пугачева») мир вольницы служил материалом для создания художественных произведений, а не предметом для изучения и описания. Узнать подлинную историю того же А.П.Нармацкого из повестей Е.Дадьяна или А.А.Бестужева-Марлинского было бы столь же затруднительно, как и ожидать от Н.А.Дуровой документальных описаний жизни и быта камских разбойников.
Правда, стоит выделить и отметить ещё одну сентенцию из её произведения. По ходу действия купец Иохай, один из героев «Клада», писал своему соратнику Рувиму о камском крае: «Сторона, давшая нам приют и довольство, изобильна всем: хлебом, деньгами, добрыми людьми и — разбойниками!»5) Отдадим должное: наша блистательная соотечественница устами своего персонажа включила местных разбойников не куда-нибудь, а — прямо в число природных богатств Прикамья! Кажется, подобная остроумно-ироничная мысль в отношении вольницы никогда и никому ещё не приходила в голову.
В остальном в повести Н.А.Дуровой нет ничего особо примечательного для истории камского пиратства, кроме единственного, но очень весомого и важного факта: местные рассказы и легенды о разбойниках и пиратах до такой степени запомнились и даже въелись в сознание сарапульчанки Дуровой, что стали одним из лейтмотивов её творчества. А это уже и само по себе говорит о многом.
В начале своих знаменитых записок, изданных в 1836 году под названием «Кавалерист-девица. Происшествие в России», в главе «Детские лета мои» она вспоминала: «…мне так же, как и другим детям, были разсказываемы повести о духах, мертвецах, леших, разбойниках и русалках…»6) Конечно, сказано это было лаконично, но, тем не менее, о том же, о чём позднее так подробно и красочно писал Д.Н.Мамин-Сибиряк, вспоминая разбойников своего уральского детства, — что «в репертуаре действующих лиц этого детства разбойник являлся самым ярким героем», что кухарка, кучер, разные старушки «знали тысячи разбойничьих историй, которыми охотно делились с нами, детьми».7) Похоже, что и сарапульские годы Н.А.Дуровой были наполнены теми же, либо очень сходными историями и преданиями.
В следующей главе «Кавалерист-девицы», где речь шла уже о бегстве из дома, Н.А.Дурова рассказывала: «…в город наш пришел полк казаков для усмирения безпрерывнаго воровства и смертоубийств, производимых Татарами».8) Надо думать, размах разбойничьих деяний в уезде был значительным, если для их подавления понадобилось присылать казачий полк с Дона — расстояние, прямо скажем, не ближнее.
Впечатления о разбойниках, эти яркие образы из детства, отрочества и юности Н.А.Дуровой оставили глубокий след в сознании будущего офицера и литератора. И позже, в зрелом возрасте и в литературную эпоху её жизни, они стали появляться на страницах её произведений.
После беглых упоминаний о разбойниках в первой части «Происшествия в России» Н.А.Дурова ещё раз возвращается к этой теме. Очевидно, что она не даёт ей покоя и требует не просто краткого обозначения, а настоящего воплощения. И тогда, на первый взгляд даже несколько не к месту, Надежда Андреевна посвящает разбойникам отдельную новеллу «Рассказ Татарина» во второй части своей знаменитой книги — изящную историю о любви обаятельного Хамитуллы к красавице Зугре, из-за которой он и стал разбойником поневоле.
Но и этого мало. В конце литературной карьеры, прежде чем Надежда Андреевна навсегда покинет столицу и поселится в Елабуге, этот небольшой рассказ вырастет у неё в самостоятельную повесть «Клад», где уже другой татарин, на этот раз суровый Гамет, также сделается разбойником по причине страстной любви к прекрасной… — ну да, снова к прекрасной Зугре.
Воистину Прикамье было богато разбойниками, а ещё богаче — легендами и преданиями о них.
1) Мамин-Сибиряк Д.Н. Полное собрание сочинений. Том третий. Петроград: Издание Товарищества А.Ф.Маркс, 1915. Стр.19-20.
2) Клад. Сочинение Александрова (Дуровой). Санктпетербург: В типографии Штаба Отдельнаго Корпуса Внутренней Стражи, 1840. Стр.5-6.
3) Там же. Стр.32-33.
4) Там же. Стр.34-35.
5) Там же. Стр.109.
6) Кавалерист-девица. Происшествие в России. Часть I. Издал Иван Бутовский. С.-Петербург, 1836. Стр.17.
7) Мамин-Сибиряк Д.Н. Полное собрание сочинений. Том третий. Петроград: Издание Товарищества А.Ф.Маркс, 1915. Стр.3.
8) Кавалерист-девица. Происшествие в России. Часть I. Издал Иван Бутовский. С.-Петербург, 1836. Стр.38.
Другие очерки из цикла «Камские пираты»:
I. Речные пираты
II. Разбои обыкновенно начинались со вскрытием рек
III. Время простоты и предрассудков
IV. Благоразумие в крепко запертой каюте
V. Не спал до утренней зари бесплодно
VI. Бери и чашки и ложки
VII. Иван Фаддеич из дьячков
VIII. Фелисата Камская
IX. Сказочные по форме, но бывшие в действительности
X. Продавал свою душу черту за шелковую персидскую рубаху
XI. Сарынь на кичку
XII. Веники и Жегули
XIII. Норманский рыцарь
XIV. Сторона, изобильная хлебом и разбойниками
XV. Торговые казни в Елабуге
XVI. Гурий Востряков, сапожник и пират
XVII. Скелеты в шкафах нашей истории
XVIII. Кисельные берега
XIX. Все сии меры оказывались недостаточными
XX. Чинятся им великия разорения
XXI. Наглые вымыслы
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 [14] 15 16 17 18 19 20 21
